— Если хочешь, мы можем приходить сюда каждый вечер, — сказал Мушег.

Увлеченная мыслями, Анаит не ответила. Наконец, она спросила:

— Скажи, Мушег, ты веришь в честность Карена?

Мушег молча посмотрел на Анаит. Он не был готов к этому вопросу, меж тем, ответил без колебаний:

— Верю.

— Абсолютно?

— Абсолютно.

— Вероятно, ты меня не понял. Я имею ввиду его честность по отношению ко мне. — поправила Анаит.

Мушег в темноте усмехнулся и стал смотреть вниз, где бегущая с гор речка, выходя из-под деревьев, одно мгновение блестит на обнаженных камнях и снова заходит в лес.

— Ты, конечно, не мне должна была задать этот вопрос…

— Прости, я не хотела тебя обидеть, — быстро сказала Анаит.

— Прекрати за каждую ерунду просить прощения, — с досадой сказал Мушег. — Что касается твоего вопроса, только… я ведь не знаю, что произошло между вами?.. Тебе, наверное, нужно мое беспристрастное мнение?

— Конечно, — кивнула Анаит, до сих пор не понимая, куда он клонит.

— Да, я буду беспристрастен, несмотря на то, что ненавижу себя за это… Значит, так: чтобы ни произошло между вами, я не верю, что Карен может совершить подлость по отношению к тебе. Одно из двух: или здесь какое-то недоразумение, или я, просто, как следует, его не знал… Вот и все. А сейчас, я прошу, пойдем домой. Мне тяжело продолжать этот разговор.

Мушег встал с места и медленно направился в сторону села. Анаит, также, поднялась с камня и, понурив голову, пошла за Мушегом. Позже она поняла, что потребовала больше, чем имела право, и чувство вины перед этим парнем так подействовало на Анаит, что она на время забыла о своем горе. До ее дома шли молча. У ворот встали.

— Который час? — спросила Анаит, чтоб нарушить давяющую тишину.

— Поздно уже, — голос Мушега прозвучал достаточно сухо.

— Неужели?

— Спокойно ночи, Анаит.

— Спокойной ночи, Мушег. Не знаю, что тебе сказать за этот великолепный вечер.

— Ничего не нужно говорить. Спокойной ночи.

— До свидания. Если буду нужен, позови.

— Благодарю, Мушег.

Мушег развернулся и зашагал в сторону их маленького участка в несколько домов, спящего у подножия холма. На ночных безлюдных дорогах, какое-то время, виднелся его приземистый, плотный стан, потом он смешался с темнотой, растворивштсь в ней. Анаит глубоко вздохнула и вошла во двор. Ее не покидало мучительное чувство вины перед Мушегом. И, кто знает, может, как раз, это чувство, как и чувство печального одиночества, душевной пустоты, которые овладели ею после незабываемого разговора с матерью, стали причиной того, чтобы Анаит уже на следующий день, найдя какой-то повод, пригласила Мушега пойти погулять. И Мушег, будто, весь день ждал этого, немедленно пришел. До позднего вечера они гуляли по краю ущелья, сидя на плоском валуне, смотрели на ущелья, затерянные в вечерних сумерках, потом, Мушег попросил на следующий день встретиться снова. Анаит долго молчала, потом сказала: «Хорошо». Они встретились и на следующий день, потом снова, и снова. Незаметно Мушег стал для нее тем единственным, кого она могла посвятить в свои маленькие горести и радости, тем единственным человеком, который, в случае необходимости, мог ее выслушать, правильно истолковав ее слова, посочувствовать, а если нужно, дать правильный совет. Словом, на него можно было положиться.

Друг за другом проходили дни, дни переходили в недели… Чередой проходили недели. И, однажды, Анаит, внимательно глядя на Мушега, вдруг заметила, что его лицо похудело, щеки впали, глаза смотрят грустно и устало. Она забеспокоилась и спросила:

— Что с тобой случилось, Мушег? Может, ты заболел? — И с опозданием подумала, что задала глупый вопрос. Мушег невесело улыбнулся и ответил, что все нормально. Эта невеселая улыбка так проникла в глубину души Анаит, что она еле сдержалась, чтобы не заплакать. Анаит только сейчас поняла. что, по сути, все эти недели она совершенно безжалостно, эгоистично использовала чувства Мушега, его безответную любовь к ней. Она испытала мучительный стыд за несправедливую жестокость, проявленную к этому доброму и хорошему парню, самозабвенно влюбленному в нее. «Что сказать? — шагая рядом с Мушегом мимо извилистой речки, в водах которой отсвечивал огненно-красный закат, лихорадочно соображала Анаит. — Боже мой, что сказать? К кому обратиться?» И она сама понимала, что не стоит ни к кому обращаться, потому что никто не поможет. Но есть один выход, один выход, чтоб больше не встречаться с Мушегом. Однако, доходя до этой точки в своих мыслях, она твердо понимала, что не встречаться с Мушегом не сможет, что она чрезмерно привыкла к нему, что они, как сросшаяся лещина, связаны душами… Потерять его тоже не хочется — при этой мысли Анаит готова была упасть и закричать… А, может, это любовь?. Может, это и есть та чистая и настоящая любовь, без которой невозможно жить, а то, что было с Кареном, было проходяшим, полудетским увлечением, временным душевным заблуждением? Ведь, он меня предал, он обманул, покинул, а я в течение целого месяца ни разу даже не заплакала. Значит, это не было любовью. А сейчас от мысли, что могу лишиться Мушега, готова сойти с ума.

Разочарованная и растерянная, Анаит не заметила, что они уже вышли из ущелья, и сейчас она сидит на краю обрыва, на плоском валуне возле Мушега, а Мушег молча курит. Она впервые видела Мушега курящим. Заметив молчаливый взгляд Анаит, Мушег истолковал это по-своему, растерянно улыбнувшись сказал:

— Не курю, просто так, иногда… — Он улыбнулся, но Анаит на его улыбку улыбкой не ответила. Наоборот, ее лицо стало белым, как полотно и стало таким холодным, будто она приняла внезапное решение броситься в пропасть ущелья с той скалы. — Что с тобой случилось, Анаит? — тихо спрсил Мушег. И тут произошло неожиданное. Не произнося ни слова, Анаит отняла у него сигарету, бросила в сторону, потом повернула его руку и губами прильнула к его ладони. Совершенно ошеломленный, Мушег даже не убрал своей руки. Чуть позже, задыхаясь он произнес:

— Ах, Анаит, если б ты знала, как ты измучила меня за все эти дни…

— Знаю, я знаю обо всем… Все, что было до этого, было ненастоящим, не было того, что нужно, — затрепетала Анаит, плотнее прижимаясь лицом к груди Мушега и чувствуя, как руки Мушега обнимают ее плечи и талию. — Знаю, что тебе было тяжело. Забудь про все…

— А ты?

— Я тоже забуду, я уже забыла… — прошептала она, с содроганием чувствуя, что не забыла, и это мешало ей полностью отдаваться его